За палочкой. Магия и хаос взросления волшебника - Tom Felton
И ответ был таков: да, скорее всего, я покончил с хоккеем. Я пошел дальше, увидел что-то другое, что привлекло мое внимание, как сорока, отвлекшаяся на новый блестящий предмет. Это отвлекало моего отца, но мама радовалась каждому новому увлечению, каким бы мимолетным оно ни было, и была полна решимости не дать моему энтузиазму угаснуть. Она ни на секунду не усомнилась и не осудила меня, когда очередное увлечение неизбежно сошло на нет; не подняла бровь, когда через три месяца после получения скрипки я начал прогуливать уроки скрипки, прячась в туалете для мальчиков, и вместо этого стал одержим новым крутым йойо. Я бы не стал винить отца за то, что он хотел стукнуть меня этой скрипкой по затылку. Мама, однако, была счастлива, поощряя меня быть таким мальчиком, у которого есть увлечения, не заставляя меня придерживаться их, как только появляется что-то новое.
Это не значит, что отец не проявлял интереса. Он точно интересовался. Он отлично умел строить, и если мы что-то хотели, он старался это сделать. Он построил для нас сложное баскетбольное кольцо, хоккейную сетку и даже установил в саду рампу для скейтборда, после того как посоветовался с нами и выяснил, чего именно мы хотим. Его часто можно было найти в сарае за полночь, когда он пилил, делая для нас эти удивительные вещи, часто из материалов, "позаимствованных" на местной свалке.
Но были вещи, которые он не мог сделать, а даже если бы и мог, нам не нужны были его самоделки. Мы хотели блестящий, с этикеткой, который был у всех наших друзей. Финансировать эти предметы желания должна была мама, поэтому, помимо ухода за четырьмя мальчиками (пять, включая моего папу), она находила время работать на нескольких работах, чтобы заработать дополнительные деньги. Она работала в местном агентстве недвижимости, а также складывала полки и убирала офисы по ночам вместе со своей подругой Салли - мы называли ее тетушкой Салли, - которая всегда была частью моей жизни и даже некоторое время сопровождала меня на съемках. И все это только потому, что я хотел новое йойо или Эш хотел баскетбольный мяч с логотипом Air Jordan, а не тот, что продавался за пятую часть цены в Woolworths. Что бы ни привлекло наше внимание, мама делала все возможное, чтобы это стало реальностью.
Итог: моя мама - огромная причина того, что я стал тем, кто я есть, хотя она никогда не подталкивала меня к тому, чтобы стать актером. Я мог бы стать профессиональным скрипачом, хоккейным вратарем или экстремальным йойоистом. Для нее не имело бы значения, каким видом деятельности я в итоге займусь, но одно можно сказать наверняка: чем бы я ни занимался, мама помогла бы мне этого добиться.
Папа был и остается главным шутником в семье. Он не любит относиться к себе слишком серьезно и всегда находит способ пошутить или ввернуть что-то вроде самоуничижительного юмора. Вспомните Дел Боя, Блэкаддера и Бэзила Фолти в одном лице. Эту черту я унаследовал от него и использую до сих пор. В моей работе вы часто оказываетесь в ситуациях, когда встречаете новых людей, и лед нужно быстро сломать. Я всегда стараюсь использовать немного обезоруживающего юмора, немного шутовства - этому приему я научился у своего отца.
Папина работа инженера-строителя подразумевала работу с крупными строительными проектами на объектах по всему миру, что, в свою очередь, означало, что он иногда находился вдали от дома. Однако по мере того, как я подрастала, его работа все чаще отрывала его от дома. Это отсутствие стало еще более очевидным, когда они с мамой разошлись. Они были женаты двадцать пять лет, и я точно помню, что они были ласковы, особенно во время ежегодных походов. Я помню, как они называли друг друга "милый медвежонок" и "дорогой". Но потом они перешли к тому, что я сидел на лестничной площадке и слышал нечто совсем другое - не ссоры, а обмены мнениями, которые свидетельствовали о явном отсутствии близости. Примерно во время выхода первого фильма о Гарри Поттере я помню, как мама отвезла меня в школу и сказала мне совершенно искренне: "Мы с твоим отцом разводимся". Не было никаких громких песен и танцев. Это был классически британский, прагматичный момент. И я не помню, чтобы в тот момент я почувствовал какую-то сильную тревогу или злость, когда мама сказала мне, что папа встретил другую. В конце концов, мне было всего двенадцать лет, и, скорее всего, меня больше волновал вопрос, с какой девочкой я попытаюсь поболтать на детской площадке в тот день.
После этого папа уезжал на неделю и возвращался домой на выходные, когда мама уезжала к своей сестре, моей тете Линди. Необычный расклад, я думаю, который продержался пару лет. Это было здорово для нас, подростков, потому что в выходные мы могли позволить себе практически все. Когда мама была рядом, вы едва успевали постучать по сигаретной коробке в радиусе полумили, как она кричала: "Что вы, мальчики, затеяли?". С папой все было немного проще. Помню, как однажды в субботу он спустился по лестнице в три часа ночи, чтобы застать меня и пару приятелей на кухне за приготовлением блинчиков. "Что, черт возьми, вы делаете?" - потребовал он.
"Э-э, пеку блины".
Он пожал плечами. Хорошо, - сказал он. Затем он улыбнулся и поплелся обратно к кровати.
Развод моих родителей не расстроил меня так, как мог бы расстроить других детей. Я не хотел, чтобы они жили вместе и страдали только потому, что они считали это правильным для меня. Если они были счастливы врозь, это было вполне логично. Даже когда мы с мамой переехали из Редлифа, единственного дома, который я когда-либо знала, в гораздо меньший дом в соседнем муниципальном районе, я помню, что была рада, что она казалась счастливее. А когда она смягчила удар, связанный с
